Нет, тут что-то другое, тут что-то более глубинное, чего он пока не может ни понять, ни объяснить и чему он не хочет посмотреть в глаза. Поэтому Ян снова вызвал бессмысленную официальную улыбку и сказал:

— Извините, молодой человек, у меня через двадцать минут начинается лекция, и мне необходимо кое-что подготовить к ней.

— Да, конечно, — поспешно кивнул Джим, — я больше не буду вас задерживать. — Порывшись в кармане, он вынул визитную карточку и протянул ее профессору. — Если что-нибудь случится... ну, мало ли что... позвоните мне. Здесь номер редакции. А мой домашний телефон указан на обороте.

Ян кивнул.

— И будьте начеку — смотрите и слушайте внимательно, — сказал Джим Паркер. — Вас может немало удивить то, что вы увидите. Или услышите.

— Обязательно, — отозвался Ян, несколько ошарашенный бесцеремонностью студента.

— Вы не возражаете, если я через некоторое время загляну к вам еще раз? Скажем, через неделю. Может быть, снова объявится загадочный бородач или еще что случится...

— Если я увижусь с этим человеком, то непременно дам вам знать, — обещал Ян, провожая студента к двери и выходя с ним в коридор. — Спасибо, что зашли. Всего доброго.

Он какое-то время смотрел в спину удаляющемуся Джиму, потом зашел обратно в кабинет, закрыл за собой дверь, прошел к столу и рухнул в кресло.

Руки у него дрожали, ладони вспотели, пульс не успокаивался. Так чувствует себя преступник, находящийся на волосок от разоблачения, когда зашедший будто невзначай детектив под покровом невинной светской болтовни задает убийственно точные и опасные вопросы.

Было странно даже в мыслях сравнивать себя с преступником.

Или он действительно совершил нечто нехорошее?

За свою жизнь ему довелось прочесть достаточное количество страшных историй, чтобы понимать, как выглядит его теперешнее поведение. Оно окрашено витающим в воздухе злом, какова бы ни была природа этого зла. Ян Эмерсон как бы еще не утратил способность мыслить здраво, он все еще тут, то есть на стороне добра, но в его мозг уже проникло постороннее, оно уже влечет его к самоубийственному поведению, толкает на путь ошибок и обмана.

Нет, это все наваждение. Он преувеличивает. Разговор со студентом не был столь уж драматичен. Во время беседы Ян не настолько утратил ясность мышления и не настолько изменил своему характеру, чтобы можно было говорить о том, что некое зло уже поселилось в нем и распоряжается его поведением.

К тому же реальная жизнь — не то же самое, что роман ужасов. Хотя в К.У. Бреа совершается много странного, а Стивенс в своей "диссертации" твердит о каких-то сверхъестественных вещах, на самом деле тут не проклятый замок и не дом с нечистой силой.

Однако факт есть факт: в университете творятся в высшей степени загадочные вещи, и не один Ян это замечает. Хочешь не хочешь, а ощутишь себя действующим лицом "страшилки".

С одной стороны, Ян был напуган. С другой стороны, он невольно испытывал некоторое возбуждающее покалывание — от необычности всего приключения, если тут можно говорить о своего рода приключении. Эта мысль привела его к неожиданному выводу: не здесь ли скрывается разгадка его странного поведения с Джимом Паркером? Он как бы недостаточно насладился переживанием странности событий; он еще не готов к какому-либо развитию этого переживания, не готов поделиться им с другими и лишиться права полной собственности. До сих пор все это было чем-то вроде любимого детища его мозга — объектом теоретизирования, интеллектуальной игрой, в которую он пока что не хотел принимать других игроков.

Ян посмотрел в окно, на газон, где совсем недавно происходила отвратительная драка. Теперь газон был пуст.

Он нахмурился. Живешь тут наверху в своей башне из слоновой кости, забавляешься умственными играми, а там внизу творится Бог знает что — мордобой, изнасилования, вооруженные нападения, массовые беспорядки. Даже убийства.

Это безразличие — не признак ли того, что зло уже запустило щупальца в его душу?

Нет, он не сдастся без борьбы.

Ну а если совсем уж прижмет, всегда можно позвонить Гиффорду Стивенсу. А если того уже не будет в живых — что ж, у Яна остался рецепт изготовления бомбы.

И где-то в ящике стола лежат подробные поэтажные планы всех зданий университета...

2

Фейт зашла в редакционную комнату в седьмом часу.

Выпал редкий вечер, когда не было никаких срочных новостей в номер, и его сдали точно вовремя. В редакции остались только Джим и Хоуви. Остальные сотрудники разошлись: одни отправились домой, другие — на вечерние занятия. В углу бубнил старенький приемник, настроенный на волну той единственной радиостанции в округе Орандж, которая двадцать четыре часа в сутки передавала музыку в стиле кантри.

— В моей родной Аризоне, — говорил Джим, — по крайней мере половина радиостанций гонит в эфир первосортную музыку. А здесь большое счастье, если найдешь что-либо приличное в море рэпа и дерьмэпа...

Он осекся, увидев Фейт — девушка как раз в этот момент возникла на пороге открытой двери, постучав костяшками пальцев о дверной косяк.

— Извините, — сказала она. — Можно вас побеспокоить?

— Можно, можно, — ответил Джим. — Заходите. Хоуви заговорщицки улыбнулся ему и тут же положил палец на рычажок управления своим креслом, — Я как раз собрался уезжать, — сказал он и поехал к двери. Фейт отошла в сторону, чтобы пропустить его. — Пока, Джим, до завтра!

— Пока, — отозвался Джим.

Фейт подошла к его столу. Джим наконец заметил в руке девушки сложенный сегодняшний номер "Сентинел".

— А-а, ты уже видела.

— В библиотеке я стала героиней дня.

— А как отреагировали те, с кем ты вместе занимаешься?

— Именно об этой реакции я и пришла поговорить. Ты уже в курсе, как люди приняли мою заметку?

Джим пожал плечами:

— Понимаешь, я весь день в бегах или здесь, в редакции. Не было времени спросить кого-нибудь и узнать, какое впечатление произвела на публику эта взрывная информация.

— В том-то и штука, что почти никакого, — сказала Фейт со вздохом и села на стул неподалеку от Джима.

— Всем наплевать, да? Она удрученно кивнула.

— Я боялся, что так и будет.

Молодые люди пару секунд молча смотрели друг на друга.

Фейт была так взволнована, что не могла сидеть. Она вскочила и выпалила:

— Такая вялая реакция — практически никакая! — была бы понятна, напиши я про что-нибудь банальное. Скажем, про клубные будни или про спорт., или про другое обычное... Но ведь тут животных убивают! И не просто — а мучают и убивают! — Она возмущенно тряхнула головой. — Возможно, я попросту написала плохо, не сумела пронять людей? Не нашла верных слов, чтобы достучаться до их сердец...

— Написала ты хорошо, не переживай. Даже не просто хорошо, а отлично. Так что дело не в стиле. И не в том, где мы поместили заметку и под какой шапкой. Виной всему...

— ..университет! — закончила она за него. Джим кивнул.

— Да, вся загвоздка в здешней атмосфере.

— Я уже звонила в отделение общества защиты животных округа Орандж. Они обещали прислать своих людей — побеседовать с профессором Остином и разобраться в происходящем.

— Вот ты какая умница! Видишь, обошлась и без нашей газеты.

— Нет, помощь газеты я очень ценю, — с благодарной улыбкой сказала Фейт. — Большое спасибо, что ты поверил и поддержал.

— Ну, если заметка ни к чему не приведет — по крайней мере в твоем активе будет публикация.

— Я свистнула пятьдесят экземпляров газеты с газетной стойки. Сам понимаешь, друзьям, родственникам. А когда приедет комиссия из общества защиты животных, я буду выглядеть в их глазах убедительнее, если дам им газету с моей заметкой.

— Правильно. Не твоя вина, что праведные слова упали в пустоту. Здесь уж дух такой — дух безразличия.

— Но я, честно говоря, сильно разочарована.

— Предупреждал тебя: не жди чуда.