Злая горечь все копилась и копилась в нем и в этом семестре грозила выплеснуться в каком-либо уродливом поступке. Но тут, благодаря внезапному чуду, Джонни обнаружил эту лестничную клетку... то есть не саму лестничную клетку — здесь он бывал тысячу раз и до этого... В этом семестре он неожиданно открыл ее терапевтический эффект.

Теперь, попадая на чудесную лестничную клетку, Мак-Гвейн неизменно испытывал юношеское веселое оживление. Вне ее он больше не бесился, а пребывал в почти уютной апатии.

На этих ступенях ему впервые пришло в голову, что именно он должен сделать.

Дойдя до самого верха лестницы, Мак-Гвейн вынул связку ключей, нашел нужный и открыл подсобную комнату — чулан без окна.

Девица была там же, где он ее привязал. С кляпом во рту, она сидела на стуле в прямоугольнике света от незакрытой двери, и было забавно видеть, как широко раскрыл ее глаза ужас — больше белого, чем темного.

Мак-Гвейн поскреб себя в паху и сделал вид, что расстегивает ширинку.

— Ведь ты ж его хочешь?

Девушка заметалась, сколько позволяли веревки, и замычала.

Джонни рассмеялся.

— Шучу, шучу, — сказал он, подошел к девушке и добродушно потрепал по щеке. — Не бойся, я только шучу.

Он включил свет — с потолка свисала лампочка без плафона — и закрыл дверь. Затем оперся спиной о стеллаж, уставленный ящиками с бумажными полотенцами для туалета, и принялся глядеть на девушку. Хорошенькая. И одета скромно — не так вызывающе, как многие студентки. Макияж умеренный — только для того, чтобы подчеркнуть скулы и глаза. Любо смотреть на такую милашку!

Джонни втащил ее сюда рано утром, а сейчас было начало вечера, и девушка сидела в луже. Он как-то не подумал об этом заранее. Было искренне жаль бедняжку. Однако мокрые трусики и платье рельефно облепили ее пах — бугорок лобка и там, ниже...

Он ощутил шевеление в своих штанах.

Губы растянулись в похотливую улыбку. Да, спору нет, было бы приятно перепихнуться с этой куколкой. Однако его интересует не ее дыра.

Ему нужны ее руки.

Мак-Гвейн заметил эти "руки в первый же день нового семестра. Это случилось здесь, на лестнице. Он прибивал на третьем этаже новую доску объявлений, а девица спускалась с четвертого этажа и кому-то махала рукой. Джонни был поражен совершенной формой ее пальцев, пропорциональностью кисти. Все в этой руке было прекрасно — и ровный цвет кожи, и грация движений...

Мак-Гвейн запомнил лицо девушки. Они потом не раз встречались на лестничной клетке. Он стал следить за ней и выяснил, что она первокурсница. Затем он узнал расписание ее занятий, после чего частенько поджидал ее в перерывах на лестнице и незаметно наблюдал за ней, пока она поднималась или спускалась, а порой даже подслушивал кусочки ее разговоров с другими студентами, когда она проходила мимо или останавливалась поболтать с друзьями на одном из лестничных маршей.

Теперь Джонни уже не помнил точно, но вполне вероятно, что именно ее совершенные руки вдохновили его на размышления о том, каким образом он смог бы войти в сияющий мир профессоров и доказать, что он не глупее их, а может, даже и умнее. Однако сама мысль о том, как именно использовать эти руки, пришла ему в голову совсем недавно.

Они нужны ему для научных экспериментов. Вот только не мог он взять ее руки просто так. Придется убить бедняжку. Даже если она поклянется никому ничего не рассказывать и сдержит свое обещание, ее родные и близкие неизбежно спросят:

"Куда подевались твои красивые руки?" Ведь они обязательно заметят, что у нее больше нет рук. Все люди, кроме профессоров, очень наблюдательны. Тогда девушка будет вынуждена изобрести какую-то сказку про то, где и как она потеряла свои прекрасные ручки. Глядишь, и полиция тут как тут. Начнут разматывать клубочек, выйдут на него...

Нет, деваться некуда. Необходимо убить. Убивать не хотелось. Очень не хотелось. Он не хотел причинять ей боль. Просто хотел забрать ее руки. А чтобы причинить боль — нет, этого он не хотел. Но ее руки ему нужны.

Если бы можно было забрать только руки и не причинять ей боль!.. А убить придется, потому что ее руки ему нужны.

Ее руки нужны ему, потому что он никак без них не может. Хотя убивать не хочет. И боли причинять ей не хочет. А чего он хочет? Он хочет выполнить своей проект. Вот чего он хочет.

И тогда его будут уважать. Сраные профессора примут его как равного. Он их сделает, этих дипломированных ублюдков! Он им покажет, кто такой Джонни Мак-Гвейн! Будут знать, кто такой Джонни Мак-Гвейн! Слова — это треп, это ничего не доказывает. А вот дела — да!.. Он им продемонстрирует и свои знания, и свой талант. Они поймут, что их дипломы — просто бумажки на подтирку. А Мак-Гвейи сделает такое, что все только ахнут.

Его сразу назначат профессором на кафедру физики, или инженерного дела, или еще какой-нибудь мудреной науки.

Чтоб он хотел обидеть девушку или причинить ей боль — тут и разговору нет, он ведь не зверь. Но наука важнее чьей-то жизни, она требует жертв. Бедняжку придется убить во имя знаний.

Девушка снова заметалась и замычала. Очевидно, что-то во взгляде страшного незнакомца спровоцировало в ее душе еще больший всплеск ужаса.

Мак-Гвейн ласково улыбнулся ей. Даже перепуганная, опухшая от слез и с искаженным лицом, она оставалась миленькой. Такие прелестные глазки... В комнатке есть весь необходимый инструмент, и он мог бы вынуть ее прелестные глазки и оставить себе на память. Джонни вспомнил эпизод из телевизионного "Вечернего шоу" Сэмми Дэвиса-младшего. У старины Сэмми был стеклянный глаз, и однажды, шутки ради, его очередной знаменитый гость, эстрадный певец, надел на шею стеклянный глаз на цепочке.

Он может сделать себе такой же симпатичный кулончик.

Можно вынуть оба ее глазика и носить их на цепочке — так даже оригинальнее.

Нет, это глупое, пустое тщеславие. И дурной вкус. Когда он станет профессором, он будет, в отличие от остальной профессорни, образцом хорошего вкуса. Было бы недурно иметь ее глазки, но по-настоящему ему нужны только ее руки.

Тут Джонни понял, что понапрасну тянет время. Он посмотрел на часы. Через пятнадцать минут нужно встречать вторую смену уборщиков на физическом факультете. Пора спешить.

— Извини, конечно, — сказал он девушке, — но они мне нужны.

Мак-Гвейн подошел к небольшому холодильнику в дальнем конце комнаты, открыл дверцу и еще раз проверил морозилку. Все в порядке. Минус восемнадцать. Сюда он их и положит — чтобы не испортились.

Джонни подошел к девушке и ногой опрокинул стул, на котором она сидела. Ее голова с громким стуком ударилась о пол, но девушка не совсем потеряла сознание — ее только оглушило на несколько секунд.

Пользуясь ее состоянием, он проворно развязал ей руки и вытянул их на полу. Девушка слабо задвигалась, поэтому Джонни коленом придавил ее руки к цементу — в двух-трех дюймах выше плотно прижатых друг к другу запястий. Затем дотянулся до стены и снял висевшую на крючке остро заточенную лопату.

— Извини, — повторил он. Он высоко поднял лопату над запястьями девушки. И с силой опустил ее.

3

Тхань Лам засиделся в библиотеке до самого закрытия. Библиотечному работнику пришлось подойти к нему и напомнить, что время освобождать зал.

Вообще-то Тхань Лам намеревался отправиться домой еще в четыре часа, сразу после лекции по инженерному делу. Но после того как он узнал свою оценку за зачетную работу, его планы резко изменились.

Не "отлично" и даже не "хорошо". За свою первую зачетную работу он получил только "удовлетворительно". Какой позор!

Это американцы, получив "удовлетворительно", могут поморщиться или пожать плечами — досадно, однако как-нибудь переживем. Для вьетнамца это трагедия. Чтобы чего-то добиться, вьетнамец обязан получать высшие баллы, быть если не первым, то в числе первых.

Тхань Лам с ужасом подумал о том времени, когда через несколько недель, после экзаменов, принесет домой зачетку. Что скажет тетушка! Какими глазами на него посмотрит брат!