Только думая о ней, он не жалел, что вернулся в Бреа после летних каникул.

Перерастут ли их отношения во что-то серьезное, постоянное? Этого он не мог предугадать. Хотя втайне надеялся, что это так.

Но ведь ему и прежде случалось думать, что начинаются серьезные и длительные отношения. Так он полагал, когда встречался и с Кэти, и с Ритой, и с Дженнифер.

Теперь Джим рисовал свое будущее с Фейт — уже пригоняя общий план жизни к конкретным обстоятельствам, прикидывая на какие компромиссы ему придется пойти, если они решат пожениться: где они будут жить, как они будут...

Сзади раздался шум резко отодвигаемых стульев, затем донеслись какие-то необычные звуки. Джим повернулся и увидел, что Форд молотит кулаками Эдди, а тот, прикрываясь, отступает к стене и сам норовит дать сдачи.

Джима словно пружиной выбросило из кресла.

— А ну прекратите! — заорал он. — Что за скотство! Немедленно прекратить!

Фарук тоже вскочил. Вместе с Джимом они попытались разнять дерущихся.

— Это он начал! Это он! — кричал Форд. — Этот сукин сын...

Эдди вырвался из рук Фарука и ринулся на противника с поднятыми кулаками. Джим держал Форда крепко, и тому пришлось отбиваться от нападающего ногами.

В итоге Джим и Фарук снова растащили драчунов, которые сверлили друг друга ненавидящими глазами и ругались на чем свет стоит.

— Я велел прекратить! — прикрикнул Джим. — Заткнитесь оба! И больше не рыпаться! Мы вас отпускаем, но, если полезете снова выяснять отношения, мы с Фаруком обоих разделаем под орех.

Драчуны наконец замолчали, прислушавшись к грозным ноткам в голосе главного редактора.

— Так, — сказал Джим, — пусть один из вас проваливает отсюда. Второй останется, чтобы вы в коридоре не сцепились. Если до завтра у вас дурь не пройдет, сядем и разберемся, кто прав, кто виноват и что нам делать дальше.

— Я увольняюсь, — заявил Эдди. — Не желаю видеть перед собой гнусное фордовское рыло!

— Это у тебя поганая рожа! — прошипел Форд. — Не знаю, кто тебя заделал твоей мамаше — не иначе какой-нибудь Квазимодо.

— Ты свою мать с моей путаешь — ты, придурок, пальцем сделанный!

Тут Эдди сгреб бумаги со стола в портфель и решительно зашагал к двери.

— Пососи у меня! — крикнул ему вслед Форд. Джим посмотрел на Фарука. Тот пожал плечами: дескать, что на дураков обижаться.

— Ну, из-за чего сыр-бор? — спросил Джим, поворачиваясь к Форду.

Форд кинул на редактора мрачный взгляд, потом отвел глаза и процедил:

— Не твое собачье дело.

Подошел к своему столу, собрал бумаги в портфель и решительно направился к выходу — вслед за Эдди.

Джим счел за лучшее не удерживать его. Черт с ними! Пусть разбивают друг другу носы, если им так хочется.

Фарук устало улыбнулся.

— Благослови Бог сей мирный дом, — пробормотал он.

— М-да... — отозвался Джим.

Он горестно вздохнул, отправился за свой стол и, чтобы больше не думать о мерзком, включил компьютер. Половину утра он уклонялся от работы, занимался рефлексией, а дел на самом деле было по горло — до ленча требовалось отредактировать пять-шесть статей.

Джим принялся работать над первой заметкой. Она касалась плачевного финансового положения К. У. Бреа — дошло до того, что приличные фирмы отказываются вести техническое обслуживание нищающего университета, который не меняет устаревшее и изношенное оборудование, вовремя не делает ремонт зданий и так далее. Джим придумал более эффектный заголовок, разделил на две первую длинную-предлинную фразу и выбросил пару скучноватых абзацев.

— Я иду в столовую, — сказал Фарук. — Прихватить сандвичей для тебя?

Джим оторвался от экрана и отрицательно мотнул головой.

— Как хочешь. Я постараюсь побыстрее обернуться.

Джим рассеянно махнул рукой: дескать, иди, иди. Он перечитал статью и уже хотел переписать на дискету новую, готовую версию, как вдруг экран погас.

— Черт! — воскликнул Джим.

Он выключил компьютер, потом включил его.

Никакого результата.

Тогда Джим проверил провода. Нет, ничего не отошло.

Разогнувшись, он увидел, что экран снова горит, только на нем какие-то странные символы. Это явно не латинский шрифт. Однако и не китайские или японские иероглифы, не арабские значки и не санскрит. Поначалу Джиму показалось, что это произвольные мелкие рисуночки, которые появляются на дисплее из-за поломки компьютера. Но когда он пригляделся, стало ясно, что невиданные символы двигались по какой-то строгой системе — то по горизонтали, то по вертикали, то образуя круги или более сложные фигуры. Нет, компьютер выполнял какую-то вполне "осмысленную", хотя и загадочную работу. Сборная фигура все усложнялась и усложнялась, напоминая причудливый симметричный клубок зеленых канатов, которые стягивались к центру. Затем "канаты" вдруг начали распутываться. Джим зачарованно следил за происходящим.

Толстые линии из значков перестраивались и перестраивались, и постепенно на экране стало формироваться что-то узнаваемое. Брови, глаза, нос, подбородок, губы, щеки... Лицо!

Вот и волосы — всклокоченные, странные. На Джима смотрела объемная голова. Теперь вокруг нее формировался трехмерный фон, по качеству сравнимый с тем, что бывает в самых лучших компьютерных играх.

Джим хотел отвести глаза от жуткой зеленой головы, но не мог.

Лицо было отвратительно, от взгляда этой рожи стыла кровь в жилах. Похоже, более мерзкого лица Джим никогда в жизни не видел! Однако вместе с тем в этом лице было нечто знакомое... кого-то оно напоминало...

До сознания Джима внезапно дошел тот факт, что он совершенно один в редакционной комнате.

Свет в комнате внезапно погас — вполне естественно, изображение на экране почти удвоило яркость. День был ясный, безоблачный, но солнцезащитные окна приглушали дневной свет. К тому же в редакции стояло столько мебели и перегородок, что затемненных углов было более чем достаточно — потому-то здесь и горел электрический свет средь бела дня.

Теперь каждая тень за спиной вдруг стала зловещей. Особенно сейчас, когда он видел тени боковым зрением.

Джим таращился на голову. И тут из ее рта вылетели первые звуки. Это было что-то среднее между визгом суслика, которому машина отдавила лапу, и истеричным плачем ребенка. Звуки были идеально синхронизированы с движениями рта на экране. Этот рот ощерился и оказался полон крупных зубов.

Волосы зашевелились у Джима на голове.

Плач-визг зеленой головы раздавался не из динамиков компьютера, а из колонок, установленных по углам редакционной комнаты.

Джим отлично помнил, что сегодня не подключал компьютер к колонкам. Ну дела!..

Перед глазами все поплыло. Кажется, он вот-вот потеряет сознание. Сердце в груди бешено колотилось.

Тут голова вскрикнула особенно жутко и необычайно громко. Джим вскочил с кресла, не отрывая глаз от рожи на экране. Что бы тут ни происходило, в этом чертовом университете, в чем бы ни заключалась причина страшных событий — ясно одно: здесь действует воплощенное Зло.

Да, воплощенное Зло!

И это Зло настолько могуче, что способно создавать картинки на компьютере, по своей прихоти распоряжаться как электронным мозгом, так и освещением в комнате, да еще врубать неподключенные стереоколонки.

Сила, действие которой он лицезрел, была столь велика, что первым Порывом Джима было взять ноги в руки — убежать из редакции, заскочить в общежитие, по-быстрому собрать вещи в чемоданы и прыгнуть в первый же автобус, идущий в сторону родного Уильямса.

Эта сила отнюдь не тот противник, которому можно противостоять. По крайней мере он, Джим, и помыслить не смеет противостоять такой силе!

Но если не он — то кто? Если он сдрейфит и убежит — что станется с университетом, с его преподавателями и студентами? Джим хотя бы отчасти понимает, что происходит, а это уже полдела! Он осознает всю опасность ситуации и может предпринять какие-то шаги, всполошить всех, заставить действовать... Просто смыться при таких обстоятельствах не только трусость, а мерзкая безответственность!